Я люблю свою работу? - Страница 17

нагрузки у ленивого мопса не в почете. Но мамá, помня о советахветеринара, с воодушевлением отнеслась к моему предложению и тут жепринялась одевать любимца в теплый водонепроницаемый комбинезон.Альфи, осознававший, что моя забота – не что иное, как нежеланиегулять в одиночестве (вызывая тем самым подозрение родителей исоседей), с ненавистью смотрел на меня и недовольно фыркал каждыйраз, когда мамá обувала его короткие лапы в ботинки.

На улице холодно,даже очень. Альфи, недовольно тявкая, плетется за мной поукатанному снегу – сразу понятно, что от прогулки он не в восторге.Мы бредем по аллее, обсаженной невысокими елями – красивозаснеженными, словно на открытке. Впрочем, весь поселок с говорящимназванием «DreamVille» выглядит какдекорация к какому-нибудь фильму об утопичном городке, где всешикарны и жизнь изо дня в день удивительно приятна. Словно высокийкованый забор огораживает от проблем внешнего мира…

– Маша! Маша! –раздается позади меня.

Оборачиваюсь ивижу бегущую ко мне соседку. Она машет рукой, и мне приходитсяизобразить улыбку, хотя с большей радостью я бы побежала впротивоположную от нее сторону.

– Привет-привет, –она улыбается в ответ, демонстрируя свежеотбеленные зубы.

Соседка моихродителей, Венера, выглядит как большинство жителей поселка:красивая и ненастоящая. Впрочем, не мне судить, потому что мояулыбка на данный момент куда более фальшивая, нежели ее.

– Почему вчератебя не было у Зайцевых? Они даже пригласили оркестр!

– Неужели? Целыйоркестр? Симфонический, я надеюсь?

– Ну… – задумчивопроизносит она. – Не знаю… Они джаз играли, а не симфонии…

Иногда мнекажется, что у Венеры нет мозгов в принципе. Впрочем, не мне одной:ее родители, с которыми она живет, частенько жалуются на нехваткуинтеллекта у их старшей дочери. К слову, обе ее младшие сестры ужедавно живут самостоятельно, и только тридцатидвухлетняя Венера всеникак не выпорхнет из родительского гнездышка.

– Тебе не спится?Я увидела вас и тоже решила прогуляться. Давно мы не болтали.

– Э-э-э, да, – струдом сдерживаюсь, чтобы не послать ее куда подальше. – Но мыскоро уже пойдем домой: Альфи замерз.

Словно вподтверждение моих слов, мопс громко тявкает. Венера выглядитрасстроенной. Чувство вины приоткрывает один глаз и зловещеулыбается.

– Но ты можешьзайти к нам на чашечку кофе, – спешу оправдаться я.

– Конечно! – онасияет. – Я тебе столько сплетен расскажу!

Вечером наша семьясобирается в столовой. Мамá, как обычно, при параде – блузка цветарозовой вишни, заправленная в серые брюки с завышенной талией;волосы заколоты шпильками; глаза аккуратно подведены, губынакрашены нежно-розовой помадой; на шее – нитка жемчуга. Онавыставляет на стол очередную партию кулинарных шедевров вэлегантной сервировочной посуде и зажигает свечи. Папá откупориваетбутылку красного вина и разливает по бокалам. Потом помогает мамáсесть и занимает место во главе стола. Они обмениваются улыбками.Мне хочется провалиться в подвал, или еще глубже. Или сказатьчто-нибудь гадкое. Или хотя бы встать и молча уйти. Но, как всегодняшнем сне, я не могу ни сдвинуться с места, ни разомкнутьгуб.

Понедельник,11.02.2013.

– Как спалось? –спрашивает мамá и ставит передо мной бокал свежевыжатого сока. –Здесь только апельсин, яблоки закончились, – она виновато улыбаетсяи занимает место напротив.

– Печально, –делаю пару глотков. – А спалось, как всегда, замечательно.

Я обманула:спалось ужасно, что за последнюю неделю уже становитсязакономерностью. Сегодня приснилось, как я блуждаю по садовомулабиринту из высокой живой изгороди, тщетно пытаясь найти выход. Аеще я снова слышала мужской голос, который звал меня. Одним словом,ночка еще та!

Альфи недовольнотявкает, словно уличая меня во лжи.

– Доброе утро! – встоловой появляется радостный папá. – Надюша, пакуй чемоданы: всреду едем в северную столицу – Эльдар отмечает свой юбилей. Мари,ты с нами?

– Я должна быть наработе в четверг, – искренне радуюсь тому, что нашлась отговорка отпосещения очередного семейного праздника.

– Твой дядярасстроится! – мамá качает головой.

– Это вряд ли, –беру круассан и отщипываю от него небольшой кусок.

Мой дядя (если,конечно, так можно назвать троюродного брата мамá – тоже мнеродственник!) не питает ко мне никаких теплых эмоций, возможно,задетый тем, что я не устроила к себе на работу его любимого сына –Сергея. А с чего бы мне поступать иначе? Во-первых, его большеинтересовали московские клубы, нежели карьера; во-вторых,трудоустройство родственника, пусть и дальнего, вряд ли прибавиломне баллов в глазах руководства; в-третьих, умственные способностивсего дядиного семейства оставляют желать лучшего.

– Нам порапоговорить, – папá садится за стол. – Почему ты не хочешь общатьсяс родственниками?

О да, началось…Еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

– Это вовсе нетак, – делаю глоток сока. – Просто у меня нет на это времени.

– А на что у тебяесть время помимо работы?

Папá хмурит густыеброви и сжимает тонкие губы. В детстве или юношестве менянепременно напугало бы его выражение лица, но только не сейчас.Тщеславие кричит во все горло, что мы не должны выслушиватьнотации, а здравый рассудок приказывает сидеть на месте иизображать раскаяние.

– На семью, –отвечаю я как можно мягче. – При первой возможности я всегда еду квам.

Папá приоткрывает