Поскольку родителибыли заняты гостями, то они совсем забыли о нравоучениях и за двадня не сделали мне ни единого замечания.
В общем, уик-эндудался, поэтому на протяжении всего пути до офиса довольная улыбкане сходит с моего лица.
Все меняется вмгновение ока, когда я вижу, как Мокрозад паркует свою машину возлевхода. Ничего не остается, как припарковаться за ним. С трудомсдерживая непреодолимое желание поддать газу и снести ему бампер, явсе-таки глушу мотор и выбираюсь из машины. К моему удивлению,Мокрозад остается сидеть в своем авто.
Опен-спейспустует. Вешаю кожаную куртку на спинку кресла и включаю системныйблок. Вентилятор внутри чуть слышно гудит, а на мониторевысвечивается окно ввода пароля. Даже не глядя на клавиатуру,печатаю «individualisation!238» и нажимаю Enter.
– О, ты уже здесь!– Аня впопыхах стягивает с себя пуховик. – Хорошо, что еще никогонет! У меня к тебе дело.
И она принимаетсярассказывать, что Три Эс, пребывающий в стадии бракоразводногопроцесса, уже сделал ей предложение и даже подарил кольцо, которое,конечно же, Аня не надела, дабы избежать расспросов, но которое онасфотографировала. Она тычет мне в лицо свой мобильный телефон,чтобы я могла воочию лицезреть великолепие подарка. Кольцо,конечно, не в моем вкусе – косичка из белого и желтого золота,россыпь черных бриллиантов, а в центре – белый бриллиант на ножке.Изображаю улыбку и произношу: «Оно прекрасно!», хотя по спинепробегают мурашки: я была лучшего мнения о вкусовых предпочтенияхСемена Степановича. Но на этом Аня не остановилась: оказывается,Три Эс хочет устроить воистину королевскую свадьбу и ужеподыскивает загородный дом отдыха для празднования самогосчастливого, по его словам, дня. Молча слушаю, мечтая о том, чтобыкто-то из девочек уже, наконец, появился на рабочем месте, темсамым избавив меня от внезапного словесного недержанияБезуховой.
– Не знаю, гденайти платье, – произносит она с такой горечью, словно лишиласьблизкого человека.
Платье… Платье! Ятак и не решила, в чем пойду на званый ужин по случаю дня рожденияТерехова. Что-то строгое, что-то элегантное и что-то необычное…«Синее! Синее! Синенькое!!!», – кричит тщеславие. «Не будь дурой…»,– устало изрекает здравый рассудок.
– И я в этомсовсем не разбираюсь. Можешь съездить со мной? – Аня с мольбойсмотрит мне в глаза.
Я взамешательстве: пару недель назад я совсем ничего не знала о личнойжизни девочек, и, если уж быть честной с самой собой, даже нехотела ничего знать – меня вполне устраивали отношения, невыходящие за рамки рабочих. Теперь я посвящена в сердечные тайныОли и Ани, но я ума не приложу, что с этим делать. У меня никогдане было друзей: до шестнадцати лет я все свободное время проводилас семьей, после – с Кириллом, потом – со вторым мужем, а дальше –на работе. Я была так занята! Сейчас мне двадцать девять лет, и яничего не знаю о дружбе. Я не умею дружить. Не могу представить,как я за чашечкой чая или за бокалом вина рассказываю кому-то освоих проблемах и страхах, потому что я никогда этого не делала.Психоаналитик не в счет, да и с ним я не была предельнооткровенна.
– Мне большенекого попросить, – продолжает Аня.
– Конечно. Тысвободна на этих выходных?
– Да!
– Всем привет! –здоровается Оля. – Маш, ты уже видела мое сообщение? Я всю субботутут просидела над презентацией по ДМС!
– Сейчаспосмотрю.
Аня замолкает исадится за свой стол.
День выдалсяслишком насыщенным для понедельника: две внутренние встречи и однавнешняя, которая закончилась в 16-00. Я даже собиралась поехатьдомой, как мне позвонил Рябинов и сообщил, что Петрович внезапнорешил созвать совещание в 17-15. Я хотела было сослаться на плохоесамочувствие, но здравый рассудок настоятельно рекомендовал этогоне делать. В конце концов, никто не отменял возможности (пусть ипризрачной) моего повышения.
Ровно в 18-00 мозгперестает воспринимать любую информацию. Петрович что-то вещает, ая отстраненно смотрю на экран мобильного телефона. Конечно, это неостается незамеченным: генеральный даже сообщает всемприсутствующим, что «Варнас, похоже, не интересуют плановыепоказатели». Тщеславие рассыпается в проклятьях: с какой стати онидолжны меня интересовать? Первый квартал еще не закончился, а моеуправление уже выполнило полугодовой план! Рябинов спешитвступиться, но Петрович сразу же его осаждает:
– Виктор, неутруждайтесь. Никто не сомневается в том, что вы всегда на сторонесвоей любимицы.
С трудомсдерживаюсь, чтобы не послать генерального куда подальше. Что онсебе позволяет? Любимицы? Умом тронулся?
– Я всегда настороне профессионалов, – с каменным лицом отвечает Витя.
– Ну да, конечно,– с мерзкой улыбочкой произносит Петрович.
Встречаюсьвзглядом с Орлом: он ликует. И как я сразу не догадалась?!Ландышева ему нажаловалась, и тот, как подобает настоящемуджентльмену, накрутил своего дружка. Теперь нам с Витей непоздоровится… Гоша громко откашливается, и присутствующие сразу жеповорачиваются в его сторону.
– Грипп, – онодаряет всех фирменной улыбкой.
Рябинов, как нистарался, не смог придумать достойную отговорку, чтобы отказатьсяот ужина. Как только мы садимся за столик, я изливаю на негоправедный гнев.
– Я же тебеговорила: этот старый хрен что-то задумал. Почему ты меня никогдане слушаешь?
– Хрен? Где твоиманеры? – он смеется.
– Да хватит уже! –я слишком устала, чтобы сдерживать эмоции. – Прекрати делать вид,будто ничего не происходит. Ты же говорил, что доверяешь мне!