– Кажется все, –Рябинов морщит нос. – Куда мне теперь деть салфетку?
Да избавься ты отнее и быстрее пойдем: мы опаздываем! Оглядываюсь по сторонам иуказываю взглядом на урну метрах в десяти от него. Радостноулыбаясь, он деловито шагает к урне. Я не дышу: лишь бы снова ни вочто не вляпался!
До здания «Оушен»удалось дойти без приключений, что порядком подбодрило начальникапосле неприятных инцидентов. Он обещал «принять удар на себя» и«быстренько порешать все вопросы», после чего хотелось ударить егосумкой по голове, дабы привести в чувство. Неужели Рябинов на самомделе думает, что мы зашли в «Оушен» по нелепому письму спредложением о сотрудничестве?! После стольких лет работы вкорпоративных продажах он все еще верит в чудеса?! Я даже пожалела,что не сообщила о дружбе папá с Алексеем Константиновичем, носейчас это явно было бы лишним. Поэтому, прикусив язык, я внималаего речам и крепко сжимала сумку в руках.
Приемнаяпрезидента «Оушен» похожа на склеп: огромный холл с выкрашенными всветло-серый цвет стенами и полами из мрамора того же цвета. Четыреколонны, расположенные по центру в форме ромба, подпираютпятиметровые потолки. Секретарша преклонного возраста гордовосседает за длинной беленой стойкой, напоминающей гроб, и тонкимипальцами перебирает какие-то бумаги. У кого-то явно пунктик наразмерах, совсем как у Рябинова! Откуда эти имперские замашки?Единственное, что радует взгляд во всем этом безобразии – эта самаясекретарша. Потрясающе выглядит: благородно-седые волосы собраны ввысокую прическу, аккуратный макияж, идеальный маникюр. Сразу жеобращаю внимание на жемчужный комплект в розовом золоте – серьги,ожерелье и кольцо – восхитительно!
– ФеофанЭрнестович освободится в течение десяти минут, – четко выговариваякаждое слово, изрекает она, после чего в приказном тоне обращаетсяк молоденькой блондинке, переминавшейся с ноги на ногу возле стойки(я даже не сразу ее заметила): – Елена, помоги гостямраздеться!
Блондинкаподскакивает, вырывает из наших рук верхнюю одежду и куда-тоисчезает. Рябинов почему-то морщится, хотя по классике жанра ондолжен был одарить девушку мечтательным взглядом и облизнуться.
– Разрешитепроводить вас в переговорную. Как только Елена вернется, онапредложит вам напитки.
Удивительно, какэта особа в ее-то возрасте может ходить на высокой шпильке, держатьпри этом идеальную осанку и совсем не хрустеть суставами. Очевидно,бывшая балерина, не иначе!
Усаживаемся задлинный, но узкий – менее полутора метров – стол из дерева (упрезидента «Оушен» явно какие-то комплексы!). Из окна открываетсяудивительный вид на Москву, но я не успеваю им насладиться, так какРябинов принимается кричать мне на ухо:
– Какая фамилия уэтого Феофана?
– Терехов, –отвечаю я и вздыхаю: вечно он все забывает!
– Конечно! – онбьет себя ладонью по лбу. – Почему ты мне раньше не сказала?
– Это не закрытаяинформация. А в чем, собственно говоря, дело?
– Все на мази! –он сияет. – Я с ним учился в одной группе в академии. Клиент точнонаш!
Что-что? У меняпересохло во рту, а сердце бешено заколотилось: это мой договор,мой! И мои переговоры, мои связи, моя идея – все мое! Это янапялила на себя дурацкое синее платье, которое искала несколькодней, собрала волосы в пучок, хотя я ненавижу эту прическу, двачаса проторчала на маникюре, подбирая нужный оттенок красного! Струдом сдерживаю желание выцарапать Рябинову глаза: целый месяцготовилась к этой сделке, все шло идеально, но он украл мойзвездный час!
– Чай, кофе илилимонад? – спрашивает показавшаяся в дверях блондинка.
– Капучино, –отвечает Рябинов, развалившись в кресле и расплывшись в довольнойулыбке.
О, да, я знаю этуманеру: он всегда так делает, когда «все на мази»! Значит, на стопроцентов уверен в успехе, иначе не позволил бы себе подобныевольности. Ненавижу его, ненавижу! Да, мы – одна команда, но тольконе сейчас! Эта сделка не должна была стать командной, она должнабыла стать только моей!
– Воды. С газом. Исо льдом, – сухо произношу я.
– Не бойся, мы ихсейчас сделаем, – Рябинов ободряюще треплет меня за плечо.
«Мы» в ключе всегопроисходящего звучит как издевка. «Мы» проведем переговоры, потом«мы» вернемся в офис и на очередном совещании у генеральногоРябинов расскажет, как ОН сделал месячный план департамента зачашечкой кофе с однокурсником. Конечно, он упомянет мое имя, ноэтого никто не услышит... Генеральный похвалит, подчиненные будутвосхищаться, подхалимы – падать к его ногам, а завистники – злобношипеть в углу. Что остается делать мне? А я… Мне повезло: вхожу вкруг избранных и называю его Витя, пусть только в глаза и приколлегах, и когда хорошее настроение. «Поэтому придется радоватьсяза успех Вити с остальными избранными, и нужно попытаться делатьэто искренне», – произносит здравый рассудок. Тщеславие рассыпаетсяв проклятьях, потому что прекрасно понимает, что должностьдиректора Департамента удаляется от нас, словно горизонт… Видимо,судьба решила, что на сегодня с Рябинова хватит злоключений и пораподсластить его участь.
Делаю глубокий