– Крошка Мэри,доброе утро, – в дверях появляется Шаров, одетый только в брюки. –Угостишь кофе?
– Знаешь, мне порана работу. Я оставлю ключи, а вы… Вы чувствуйте себя, как дома.
– Мы? Никаких«нас» нет, – он загадочно улыбается.
– О, – встаю из-застола. – Даже не хочу знать подробностей: это не мое дело.Счастливо оставаться.
Аня и Лидочка ужена своих рабочих местах: первая, как обычно, увлечена работой,вторая – собой.
– Доброе утро, –негромко произношу я и ставлю сумку на тумбочку. – Меня никто неискал?
– Тебя всегда всеищут, – фыркает Лидочка, не отрываясь от своего отражения в зеркалепудреницы. – Тебе не звонила Оля? Ее до сих пор нет, и мобильныйвыключен.
– Оназаболела.
– Что-тосерьезное? – с притворным интересом спрашивает Ландышева.
– Надеюсь, чтонет.
Если не считатьсекса с Шаровым в моей гостевой спальне! Даже не хочу вспоминать обэтом: мерзко от одной только мысли, что я имею к произошедшемукакое-то отношение. Поскорей бы забыть это утро, и тот вечер…
Даже не замечаю,как пролетает день. Ровно в 18-00 Лидочка подскакивает на месте,хватает свои вещички и, бросив небрежное «Пока», испаряется. Еепримеру следуют все сотрудники нашего департамента. Все куда-тоспешат, а мне вовсе не хочется идти домой. И неважно, что Оля сШаровым уже давно покинули мою квартиру.
В 19-30 вопен-спейсе четвертого этажа остаемся только мы с Аней.
– Ты сегоднястранная, – произносит она. – Вы все какие-то странные…
– Весна страннодействует на людей, – отвечаю я, даже не обернувшись, и продолжаюпечатать ответ на комментарии Аркаши Белочкина к договору.
– Возможно… Япойду домой. Ты тоже?
«Рано или позднонам все равно придется вернуться в квартиру», – изрекает здравыйрассудок, и с ним невозможно не согласиться. В конце концов, ничегосерьезного не произошло. Подумаешь, Шаров и Ухова переспали в моейгостевой спальне, с кем не бывает! Просто нужно забыть об этом ивести себя так, словно ничего не произошло. Проще простого!
Вечером мнепозвонила Оля. Она благодарила за поддержку, извинялась за своеповедение и даже за инцидент с Шаровым. Я решила придерживатьсявыбранной тактики и сделала вид, будто все произошедшее меня неволнует. Как будто у меня был выбор…
Пятница,15.03.2013.
Пятнадцать минутна беговой дорожке, полчаса на силовых тренажерах, еще полчаса набеговой дорожке, бокал свежевыжатого сока – апельсиновый, смешанныйс яблочным – в баре, прохладный душ, чайник зеленого чая с жасминомв баре – выхожу из спортзала весьма довольная собой и медленнымшагом направляюсь к машине. Заряд бодрости и прекрасное настроениена весь день обеспечены (если, конечно, никто не вмешается).
Первую попыткуиспортить мне настроение предпринял Кирилл: пока я стояла в пробке,из колонок раздавались обвинения в мой адрес. Излишняя черствость инаплевательское отношение к его и без того страдающей натуревот-вот доведут его до нервного срыва. Разве я не знаю, сколько емупришлось пережить за последние несколько лет? Кирилл взывал к моейсовести, но чувство вины даже не подавало признаков жизни: за всегоды знакомства он уже исчерпал лимит моего раскаяния.
Вторую попыткуомрачить сегодняшний день предпринял Петрович, когда пригласил меняв свой кабинет. Он рассуждал на отвлеченные темы, как будто мыстарые приятели, а я изо всех сил пыталась изобразитьзаинтересованность, поглядывая на позолоченную подставку для ручек,дабы отвлечься и не выцарапать ему глаза. Наконец, когда разговорзашел в тупик, Петрович лукаво улыбнулся и спросил:
– «Оушен» – вашклиент?
Чувствую, что вгорле пересохло, и это явно не последствия попойки с Шаровым иУховой. Снова «Оушен»? Это компания повсюду! Точнее, вездесущийФеофан Эрнестович. Узкий разрез черных глаз, нахальная улыбка…Нервно сглатываю. Если бы я знала, что все произойдет именно так,то не стала бы предлагать Алексею Константиновичу свои скромныеуслуги. Каждый раз, когда тщеславие под фанфары самолюбиявоспроизводит в памяти немногочисленные знаки внимания, которые намоказывал Терехов, здравый рассудок в ужасе содрогается. Поэтому ябы предпочла не обсуждать «Оушен» без надобности, тем более, сПетровичем.
– Мария?
Генерального неособо заботят мои душевные переживания и мои предпочтения в выборетем для разговора: он ждет ответ на поставленный вопрос. Что ж,притворюсь дурой.
– Да, моеуправление сопровождает «Оушен».
– Я не об этомспросил. Не стоит скоромничать, Мария, господин Рябинов рассказал,что сотрудничество с «Оушен» – исключительно ваша заслуга.
Тщеславие беретсамую высокую за несколько лет ноту, а самолюбие не просто дудит вфанфары, а уже дирижирует целым оркестром! Здравый рассудокневозможно услышать, хотя именно его совет сейчас необходим. Чтоделать? Соврать, что Витя все приукрасил? Промолчать? Все-такивыцарапать глаза Петровичу? Или выкинуться из окна?
– Это – совместнаязаслуга, – отвечаю я достаточно скоро, чтобы не дать поводасомневаться в правдивости своих слов.
– Ну да, конечно,– Петрович лукаво улыбается. – Можете идти, Мария.
Третью попыткувывести меня из душевного равновесия предпринял Рябинов. Во время