Я люблю свою работу? - Страница 12

шею, мешая дышать, все было бы замечательно! Терехов скрупулезнолистает меню и недовольно морщится. Если он был таким же двадцатьлет назад, вовсе неудивительно, что его жена решилась наадюльтер!

Наконец онвсе-таки находит в меню блюдо, отвечающее его изыскательному вкусу,и взглядом подзывает официанта. К моему удивлению, этим блюдомоказываются всего лишь равиоли, фаршированные белыми грибами. Яотказываюсь от еды.

– Блюдете фигуру?– интересуется Терехов.

– Вовсе нет:просто я не голодна, – отвечаю я и делаю глоток воды.

Посмотрев мне вглаза, он снова усмехается, ожидая какой-то реакции. Держусь следяным спокойствием, хотя дурацкий платок обжигает шею все сильнееи сильнее.

– Ну что ж, Мария.Если вы не возражаете, можем приступить к нашему вопросу, – и, недождавшись моего ответа (вдруг я бы возражала?), он продолжает. – Явнимательно ознакомился с вашим предложением, не признать новизнукоторого – было бы глупостью, и был приятно удивлен. До этого«Оушен» сотрудничал с несколькими страховщиками, но никто из нихничего подобного предложить не мог или не хотел.

– Но все-таки выотказались от наших услуг, – сквозь зубы произношу я.

– Только чтобыподержать в тонусе вашего руководителя! – он весело смеется. –По-моему, это вполне удалось.

– Более чем.

Ненавижу его! Унего точно какие-то комплексы, иначе, зачем вытворять подобное?

– Но я вовсе ненамереваюсь мучить вас, – он улыбается и чуть наклоняет головувбок. – Насколько мне известно, всем занимались именно вы.

– Именно.

– Ну что ж, можемпоздравить друг друга, – и он протягивает мне руку.

Жуть как нехочется прикасаться к нему, но здравый рассудок подсказывает, что всложившейся ситуации капризы неуместны. Какой же этот Терехов…неприятный! Выплеснуть бы содержимое бокала ему в лицо, чтобы смытьэту самодовольную ухмылку! «Нужно ответить на рукопожатие!» –прикрикивает здравый рассудок, и я, скрепя сердце, подчиняюсь.Терехов пару секунд медлит, потом чуть склоняет голову и касаетсягубами тыльной стороны моей ладони, после чего освобождает моюкисть.

Тщеславиезахлебывается от злости: Феофан Эрнестович решил поиграть? Он ни скем нас не перепутал? Решил, что ему все можно? Не знаю, с кем онтам привык общаться, но с нами такие шуточки не пройдут. И пусть онподавится своей сделкой – мы не позволим какому-то там пижону, будьон хоть властелином мира, вести себя подобным образом. Пусть этонепрофессионально, глупо, опрометчиво – неважно. Возможно, родителибыли правы – карьера – это не наше… Здравый рассудок рассыпается впроклятьях, а тщеславие потирает ручонки: сейчас мы поставим наместо этого негодяя!

– Феофан, мне,определенно, льстит ваша благосклонность, но я не привыкла ктактильным контактам с малознакомыми людьми, – произношу я, смотряему в глаза. – Надеюсь, вы с пониманием к этому отнесетесь. Еслипосле подобной дерзости с моей стороны вы примете решение подержатьв тонусе и меня – что ж, это ваше право.

Он даже приоткрылрот от изумления. Тщеславие ликует, самолюбие отбивает барабаннуюдробь, а здравый рассудок падает в обморок. Возможно, мои словапрозвучали слишком резко, но я и так сдержалась, чтобы не послатьего куда подальше.

– Приношуизвинения, Мария, – спустя какое-то время произносит Терехов. –Впредь этого не повторится. И я вовсе не считаю подобное замечаниедерзостью. Мне жаль, что… доставил вам неудобства.

На его лице нетобычной усмешки и надменного прищура. Значит ли это, что он говоритсерьезно? Или это снова дурацкая игра? Становится тяжело дышать: толи от волнения, то ли от духоты, то ли из-за мерзкого платка,обвившего шею, словно питон. Аккуратно, чтобы не подавиться, делаюглоток воды и, сдерживая дрожь в руках, ставлю бокал рядом с собой.Терехов внимательно смотрит на меня, очевидно, ожидая ответа.

– Благодарю, –нейтральным тоном произношу я.

– Не стоит, – онулыбается. – Что ж, если вас больше ничего не смущает в моей манереобщения, то мы можем вернуться к рабочим моментам. Или смущает? –левый уголок его губ поднимается вверх.

С трудом сдерживаясмешок, поджимаю губы и лишь отрицательно качаю головой в ответ.Уверена, Терехов видит меня насквозь, поэтому теперь он улыбается иглазами.

– Равиоли, –произносит появившийся официант, ставит большую тарелку перед моимсобеседником и обращается ко мне: – Не передумали?

Понимая, что этоединственный шанс отвлечься, прошу принести меню. Официантудаляется буквально на несколько секунд, после чего передает мне вруки папку из приятной на ощупь кожи. Хватаюсь за нее, как заспасательный круг, и углубляюсь в чтение, стараясь сосредоточитьсяна названии блюд и составляющих их ингредиентов.

– Мария, –произносит Терехов и, дождавшись, когда я посмотрю на него,продолжает: – Простите за дерзость, но у вас очень красивая улыбка,– и он снова улыбается.

Я не могусдержаться и еле заметно, но все-таки улыбаюсь в ответ. Конечно,Терехов – не такое чудовище, которым казался мне еще несколькоминут назад, но здравый рассудок подсказывает, что нужно держатьсяот него на расстоянии. Интересно, а какие планы относительно меня уФеофана Эрнестовича?

Пятница,08.02.2013.

Оказываюсь нарабочем месте только в 10 – 30 утра. На моем столе стоит огромнаякорзина с ярко-оранжевыми цветами, а в нее аккуратно вложен бежевыйконверт без логотипа формата С4, на котором написанокаллиграфическим почерком: «Варнас Марии». Лидочка и Аня повернули