Рябинов сразу жеделается серьезным. Видимо, он тоже не доверяет Шарову.
– Ты мне лучше вотчто скажи: Терехов прислал цветы?
Причем здесьТерехов? Разве это так важно? Мне не раз присылали цветы на работу– клиенты, поклонники, даже родители – на прошлый день рождения.Прежде никого не волновала личность отправителя, так что жеизменилось теперь?
– Безкомментариев.
– Значит, он. Я-тозаметил, как он на тебя пялился на той встрече. Будь осторожней, онтот еще козел!
Козел? Послевчерашнего ужина Феофан Эрнестович вызывает у меня другиеассоциации. Без сомнения, местами он крайне самодоволен, но в общеми целом производит положительное впечатление. Что-то в нем естьтакое…«Даже не думай!», – здравый рассудок топает ногами.
– Странно слышатьэто от тебя. По-моему, это ты развлекался с его женой.
– Ты за негозаступаешься? – Рябинов приподнимает брови.
– Давай закроемэту тему, – тушу сигарету в пепельнице и кладу в рот два мятныхледенца. – Я поеду: до Звенигорода – далеко, а уже девять.
– Позвони, какдоедешь. Хочу убедиться, что с тобой все в порядке.
Но я не позвонила:какой смысл? Наверняка Рябинов напился до потери сознания и вряд либы смог ответить на вызов. Да и после всего произошедшего за неделюхотелось, наконец, побыть одной и ни о чем не думать. Особенно оТерехове, который никак не выходит из головы.
Суббота,09.02.2013.
Лежу на большойкровати звездочкой и внимательно осматриваю потолочные балки, какбудто в причудливом узоре древесины зашифрованы ответы на всевопросы. Проходит десять минут, двадцать, тридцать, а я продолжаюнеподвижно лежать, уставившись в потолок. Перед глазами возникаютобразы из юношества, связанные с родительским домом: первая собака– сенбернар Билли; первый поцелуй в беседке, обвитой плющом (покавзрослые готовят шашлык); первый мопед… Тогда все было просто ипредельно понятно, и так нестерпимо хотелось повзрослеть! А сейчаспочему-то хочется вернуться назад… Не то чтобы я недовольна своейжизнью – как раз наоборот, но… Здравый рассудок демонстративнооткашливается в кулак: когда человек доволен, не бывает никаких«но», а тщеславие лишь фыркает в ответ: мы – не обычные, поэтому унас все не так, как у других! У нас свой путь, не как у всех,поэтому нам позволено иметь «но» даже при крайней удовлетворенностижизнью. Ведь у нас все отлично, не так ли? И эти маленькие «но» неиспортят общей картины… Чувствую головокружение, и потолочные балкиначинают медленно опускаться. Закрываю глаза. «У нас все отлично,все отлично, отлично…», – повторяю про себя, словно заклинание, нопочему-то не становится легче, поэтому я вскакиваю с кровати испешу в ванную.
Прохладный душпостепенно приводит в чувство: я даже ловлю себя на том, чтоулыбаюсь. В конце концов, я все-таки в отпуске – вдали от офиса,коллег, клиентов… И господина Терехова – вот уж от кого необходимодержаться подальше! «Да-да, не забывай об этом!», – здравыйрассудок грозит пальцем.
Закутавшись взеленый плюшевый халат, чищу зубы и смотрю на себя в зеркало:откуда взялся этот дурацкий румянец? Как будто мне сновашестнадцать и собираюсь сбежать из дома, когда родители заснут.Чушь какая-то! Полощу рот, умываюсь холодной водой и снова смотрю взеркало: румянец не исчезает. Наверное, это из-за свежего воздуха,успокаиваю себя я.
Мамá и папáвосседают за кофейным столиком в гостиной, пьют чай с круассанами ичто-то живо обсуждают. Она, как всегда, великолепна, хотя на часахтолько десять утра: идеальная укладка, легкий макияж, аккуратныйманикюр. На шее – нитка жемчуга. Одета, как всегда, непо-домашнему: кремовая блузка с коротким рукавом, коричневые брюкис завышенной талией, на ногах – кремовые лодочки. Ну кто так ходитдома? Тем более, в десять утра! Чувствую себя некомфортно всвободных хлопковых брюках и футболке с бразильским флагом – сейчасмамá снова меня отчитает за безвкусие. Увы и ах! Я не привыкла ссамого утра собирать прическу – мои волосы длиною до лопаток всегдараспущены, за исключением редких случаев. И я никогда не накладываюмакияж, если знаю, что не нужно никуда выходить. И я не одеваюсьдома, словно, допив кофе, нужно бежать на работу в лицей. Похоже,многолетние усилия мамá воспитать во мне леди не оправдались. Ядаже не окончила музыкальную школу по классу фортепьяно – что былоизначально неудачной затеей ввиду отсутствия и слуха, и голоса. Ядаже бросила бальные танцы, и художественную школу, и не поступалана факультет изящных искусств ввиду отсутствия творческого начала впринципе. Я даже не умею вышивать! И собирать икебану тоже. То, чтоя свободно говорю на трех языках, с отличием окончила факультет«Страхование» в Финансовой Академии, сделала неплохую карьеру – этовсе не волнует мамá. Потому что леди в ее понимании не занимаютсяподобными пустяками – они сидят дома и обхаживают мужа, окружая егои себя великолепием.
Родители такувлечены беседой, что если бы не недовольное тявканье Альфи, моеприсутствие осталось бы незамеченным. Оба сразу замолкают ивиновато улыбаются, из чего можно смело сделать вывод – обсуждалименя.
– Доброе утро иприятного аппетита, – делаю вид, будто ничего не заметила.
– Доброе, – мамáвскакивает с места. – Будешь завтракать? Странная у тебяфутболка…
– В Бразилиикупила. Я возьму что-нибудь из холодильника и вернусь в комнату:нужно немного поработать.
– Опять? – папáприподнимает брови. – Мы думали, что ты в отпуске.
Мамá лишь устало