Я люблю свою работу? - Страница 20

Кашина, синий чулок и по совместительству любимица (если не больше)Подушкина, бегала по этажам и с загадочной улыбкой вручала конвертыадресатам.

И вот, наконец,она добралась до четвертого этажа и решила начать именно с нашегоотсека.

– Это я, Купидон,– глупо хихикая, произносит она, запустив костлявую руку в бумажныйпакет с сердечками.

Аня окидывает еепрезрительным взглядом, встает с места и уходит. Лидочка же снетерпением ерзает на стуле: ей так хочется узнать, сколько в этомгоду почитателей у ее великолепнейшего бюста. Как раз по этомуповоду она надела неприлично короткое платье с неприлично глубокимдекольте. Набираю номер Рябинова, но, как назло, его нет на месте(иначе он точно ответил бы), поэтому оставляю телефон в покое иповорачиваюсь к Кашиной.

– Маша, тут тебеподарочек, – не переставая хихикать, она трясет у меня перед лицомстопкой конвертов. – Сколько у тебя ухажеров! – и она кладет письмана мой стол.

Стараюсь нереагировать, хотя единственное желание в этот момент – вырвать изрук Кашиной бумажный пакет с сердечками и надеть ей на голову.Воображение сразу же моделирует эту ситуацию, и я невольноулыбаюсь.

– Вот видишь, яподняла тебе настроение! А то ты всегда такая серьезная, – и онанаправляется к Лидочке.

А если надеть ейпакет на голову и резко потянуть за ручки, то получитсяпремиленький воротничок… Но я не успеваю представить себедальнейшее развитие событий, так как Рябинов соизволил вернуться всвой кабинет и перезвонить мне.

– Нам пора? –спрашивает он. – Я думал, встреча только в четыре.

– Они перенесли назавтра. Так что отбой.

– Завтра? Я жеуезжаю сегодня ночью!

– Куда это?

– Блин, – и оннаверняка ударяет себя ладонью по лбу. – Забыл тебе сказать, чтоАлена купила билеты в Ригу! Я не смогу отказать, иначе она менясожрет с потрохами.

Он явно льститАлене: с потрохами Рябинова не сожрала бы даже белая акула, хоть онусердно старался показать жене свою беззащитность перед ее страшнымгневом.

– Ну что ж, съезжуодна. Надеюсь, финансовый директор «Глобал Эс» – не твой бывшийоднокурсник? – издаю тихий смешок.

– Очень смешно, –фыркает он и вешает трубку.

На самом деле, этововсе не смешно: неизвестно, жен скольких топ-менеджеров российскихкомпаний успел оприходовать Рябинов, прежде чем сам женился. Он исейчас не то что бы ровно дышит в сторону прекрасного пола (точнее,прекрасных особей прекрасного пола). Быть может, именно поэтому,чувствуя свою вину, он во всем беспрекословно подчиняется жене (илиделает вид, что подчиняется). Взять хотя бы Лидочку, котораяторопливо распечатывает конвертики с валентинками, читаетсодержимое и артистично закатывает глаза! Если бы не мояпрозорливость, то после злосчастного новогоднего корпоративаЛандышева точно уехала бы с ним в какой-нибудь отель дляпродолжения банкета.

– Варнас, кто тебенаписал? – Лидочка подходит ко мне. – Давай прочитаем, нупожалуйста!

– Никто, – отвечаюя и отправляю стопку конвертов прямиком в мусорное ведро.

– Ма-ма-рия… –раздается рядом.

Это начальникуправления андеррайтинга[1] – Василий Мокроусов, или Мокрозад – как егоназывают коллеги. Все в нем заурядно: и наружность, и внутренниймир. Очень высокий и очень худой, Мокрозад рассказывает, что раньшезанимался волейболом, хотя попавший мяч легко сломал бы его на двечасти. Еще Мокрозад рассказывает, что в садике его называли неиначе, как белокурый ангелочек – он либо врет, либо так сильнопоистаскался с годами: от белых кудрей остались только триволосенки, да и остальная внешность ничего ангельского в себе нетаит – маленькие бегающие глазенки, большой нос и настолько тонкаяполоска губ, словно у него вообще их нет. Все было бы ничего, еслибы Мокрозад подбирал себе нормальную одежду! Но ему кажется, что онпрекрасен в своей рубашке-парашюте (бедняга неустанно повторяет,что крой Slim Fit предпочитают исключительно гомосексуалисты),коротких брюках (хотя его зарплата вполне позволяет сшить их назаказ, но услугами портного пользуются все те же гомосексуалисты) иортопедических ботинках (ну, ноги у него больные, положил здоровьена алтарь волейбола – вот бедняга).

А еще Мокрозадбезнадежно в меня влюблен – об этом знает весь офис, начиная суборщиц и заканчивая генеральным. Каждый раз, когда мы видимся, еголицо озаряет мерзкая улыбка, а в глазах появляется нездоровыйблеск. Обращаясь ко мне, Василий непременно заикается и коверкаетслова, а на его лбу появляются капельки пота. На новогоднемкорпоративе (как раз незадолго до того, как Лидочка утащилаРябинова на танцпол), Мокрозад напился и осмелился пригласить меняна танец. Отказа он не понял, поэтому пришлось обратиться запомощью к службе безопасности. Когда его под руки утаскивали отстолика, за которым сидела я, Рябинов и Шаров, Василий истошновопил: «Я люблю тебя!». Собеседники катались со смеху, и мне тожепришлось изобразить улыбку, хотя в тот момент готова быларазреветься от позора.

И вот сейчасМокрозад стоит передо мной, а в маленьких глазах читаетсявсеобъемлющий ужас, из чего можно смело сделать вывод, что однописьмецо из стопки выброшенных (или все?) точно принадлежит егоперу.

– Да, Василий, –отвечаю я с улыбкой, ибо мысль о том, как все-таки было прекрасновыкинуть валентинки у него на глазах, греет душу.

– Т-ты даже непрочитала, в-вдруг там что-то стоящее…

– Сильно в этомсомневаюсь, – улыбаюсь еще шире, а Лидочка подле меня давится отсмеха и громко кашляет. – Василий, ты по делу? Или просто мимо